05.09.2011 О странной кампании

Рейтинг пользователей: / 0
ХудшийЛучший 

Сначала пришла новость про страховые взносы. Если кто не помнит, ещё в марте президент публично распорядился вернуть их к прошлогоднему уровню. И вот на прошлой неделе выяснилось, что обещанное снижение налогового бремени для многих станет повышением: предприятия с вышесредними зарплатами заплатят в будущем году не меньше, а больше налогов, чем в нынешнем. Полегче, чем в нынешнем году (хотя и хуже, чем в прошлом), станет фирмам со средними зарплатами, но и им правительство сказало почти открытым текстом, что облегчение будет недолгим. И никого эта новость не заинтересовала. Хоть бы помянул её ради разнообразия кто-нибудь из политологов, день за днём без малейшего притока фактуры пекущих тексты о внутритандемных отношениях, — нет, никто. А на следующий день Росстат сообщил, что в первом полугодии консолидированный бюджет России имел профицит в 1,75 трлн рублей, то есть больше семи процентов ВВП. А ещё днём позже Минфин опубликовал «Основные направления налоговой политики на 2012–2014 годы», преспокойно выводящие из непреодолимой дефицитности бюджета ближайших лет новые налоговые отягощения (см. стр. 40). Но даже и это — абсолютно скандальное! — сочетание новостей почти никого не взволновало.

Понятно, что по этим поводам говорит Кудрин. Во-первых, он по любым поводам говорит одно и то же: стабилизация, борьба с инфляцией — ну вы помните. Конечно, в сегодняшних условиях чрезмерного (пусть даже и временного) профицита и довольно низкой инфляции хотелось бы услышать что-нибудь новенькое, но новенького он не знает. Да и зачем? За эти речи его стали звать либералом, за них и продолжат звать, даже если он по случаю профицита и удвоит налоги, — прогрессивная общественность, при всей своей любви к «маленькому и дешёвому государству», простит давнему любимцу этот пустяк. Во-вторых, министр финансов и должен нудеть, что казна пуста, а то коллеги слишком расшикуются. Гораздо менее понятно, почему премьер продолжает одобрять большей частью именно кудринскую позицию и именно она оказывается позицией правительства. И уж совсем непонятно, почему не находится желающих с ней спорить даже тогда, когда она порождает такие кричащие противоречия, как на этой неделе.

И ладно бы в обычное время. Тогда парламент — не место для дискуссий; президентские законопроекты принято не править совсем, правительственные — править в меру; популярнейший ответ на множество вопросов — «нет смысла спорить, решение уже принято». Но теперь-то, на трудном старте национальной избирательной кампании, — теперь почему? Ведь политические страницы газет невозможно читать. Усилия власти сделать предстоящие выборы интересными для публики, усилия политтехнологов изобрести, а лидеров партий произнести хоть что-нибудь заметное, усилия журналистов извлечь из всего этого хоть одну свежую деталь — пока не приносят решительно никакого результата. Проводить праймериз — нет, не проводить праймериз — обязать всех проводить праймериз — не обязывать. Частично вернуть мажоритарную систему — нет, не частично — нет, не возвращать. А хоть что-нибудь, касающееся не устройства власти, а содержания властвования — можно? Можно: все до единой партии — за всё хорошее и категорически против всего плохого. Борьба хорошего с лучшим, как во времена соцреализма.

Смерть как неохота повторять банальности, но главный смысл представительной власти состоит в обсуждении сбора и использования налогов, всё прочее — бахрома. Если рост налогового бремени на фоне профицита бюджета не только не становится в центре предвыборной борьбы, но вообще не упоминается, то куда избираются все эти люди? Ну, допустим, ЕР поднимать шум как-то не с руки (хотя и ей, помнится, дозволялась же аккуратная критика беспартийного Кудрина). Но почему «Правое дело» говорит «метаполитические» слова о распределении мандатов или о политической рекламе, а не прямо политические слова о том, что вот эти конкретные налоговые новшества гробят средний класс и исключают модернизацию? Почему КПРФ механически повторяет всё те же фразы о загубленной промышленности и недофинансированном образовании, вместо того чтобы конкретно указать: этот нежданный профицит, деньги, невесть зачем, нечаянно забранные казной, превышают общую сумму расходов консолидированного бюджета на образование и национальную экономику?

Ни коммунисты, ни антикоммунисты не желают задать в ходе кампании простые вопросы: почему в условиях заметного невооружённым глазом ослабления основных валют надо по-прежнему делать стержнем политики избежание дефицита и ограничение долгов? Не лучше ли, чтобы усыхали долги, а не резервы? Зачем с таким упорством увеличивать налоговые изъятия, если понятия не имеешь, что с изъятыми средствами делать? Почему, если в казне нет острой нехватки денег, власть и не вкладывается в обеспечение (несырьевого) роста сама и, отбирая деньги, мешает вкладываться бизнесу? Почему, например, японцы, у которых госдолг куда больше нашего, только что вложили два миллиарда казённых долларов в совместный проект частных компаний, чтобы не отдать Корее и Китаю рынок жидкокристаллических дисплеев, а мы только и думаем, каких бы ещё пряников лишить нашего производителя, чтобы, вступив в ВТО, разом поотдавать десятки рынков? Это, разумеется, уже не только о бюджете, но ведь всё очевиднейшим образом связано: «лишние» 58 млрд долларов тоже могли бы принести пользу — и не одному рынку.

Конечно, предвыборное обсуждение таких вопросов не гарантирует их разумного разрешения; но молчание о них — уж точно не вселяет надежд. И потом, как хотите, но всё-таки неправильно, чтобы национальная кампания была совсем уж бессодержательной. А то ведь что мы пока слышим? С одной стороны: президент станет сопредседателем ЕР — нет, не станет — на съезде ЕР нам объявят, кто будет баллотироваться в президенты, — нет, не объявят. С другой стороны: мы подошли к черте — необходимо формирование новой команды — нового порядка принятия и реализации решений. Слов нет, как всё это увлекательно — вся страна ни спать, ни есть не может от нетерпения.

Александр Привалов

www.civitas.ru